Не по-хорошему мил...

Тему, которую мы хотели бы сейчас затронуть, нам подсказала одна мама, хотя сама она не подозревает о своей вдохновляющей роли. Она привела к нам на консультацию своего двенадцатилетнего сына. Мы задали традиционный вопрос: "Что вас беспокоит?"

Она принялась перечислять: "Замкнутый, очень стеснительный, глаза на мокром месте... И все так близко к сердцу принимает! Мы с моей мамой частенько ругаемся – знаете, старый человек, – так Димка места себе не находит". "Мама, – говорит, – зачем ты бабушку обижаешь? Она ведь совсем беспомощная, неужели тебе ее не жалко?" Женщина замолчала, но мы чувствовали, что ей еще хочется чем-то поделиться. И помогли вопросом: "Больше ничего?"

В ответ она, до этого говорившая достаточно спокойно, сделалась пунцовой и сбивчиво затараторила: "Ой, вы знаете... Даже не знаю, как вам сказать... Главное – все хуже и хуже... Уж я и так, и сяк, и угрозами, и уговорами... Ничего не помогает... Даже обостряется... Может, переходный возраст?"

Мы (уже нетерпеливо, в два голоса): "Да что? Что? Скажите толком, не стесняйтесь!" Мы заподозрили у ее сына какой-то тайный порок, о котором она не в силах говорить даже со специалистами.

И, наконец, потупившись, она еле слышно пролепетала: "Ну, в общем, у него... патриотизм..."

Вымолвив с таким трудом это "страшное" слово, мама немного успокоилась и добавила:"Боюсь я за него. Не представляю, как он, такой жить будет? В наше-то время..."

Все это звучало настолько анекдотично, что когда за женщиной закрылась дверь, мы расхохотались. А потом задумались... И чем больше думали, тем меньше нам хотелось смеяться. Через некоторое мы время решили включить разговор о патриотизме в цикл бесед с родителями наших пациентов. А сейчас уверены, что об этом стоит сказать всем родителям.

Еще недавно от казенного патриотизма тут некуда было деваться. Песни, лозунги, газетные заголовки, фильмы, плакаты, уроки патриотического воспитания в школе... Теперь пропагандистский маятник откачнулся в другую крайность. Наша история – сплошная роковая ошибка, мы самые отсталые, у нас рабская психология, Россия – проклятая, обреченная страна, и было бы великим счастьем, если бы хоть какая-нибудь мало-мальски приличная, цивилизованная держава взяла ее под свою спасительную опеку: равно мы сами ничего не умеем...

Мы не собираемся в книге, посвященной воспитанию детей, обсуждать этические или политические стороны этой проблемы. Мы хотим затронуть другой аспект: психическое здоровье.

Не будучи полиглотами, мы не можем поручиться за все языки земного шара. Но во всех европейских языках в слове "родина" содержится или слово "мать", или слово "отец". "Patrie" по-французски, "Patria" по-испански, "Motherland" по-английски, "Faterland" по-немецки. А в русском языке сразу два родителя: и отец , "Отечество", и мать, во-первых, "Родина", от слова "рожать", а во-вторых, чтобы уж не осталось никакого сомнения, "Родина-мать". Однокоренные слова. И на этом едином корне произрастают два очень близких чувства: любовь к матери (отцу) и любовь к Родине.

Психиатрам хорошо известно, что равнодушие к матери и уж тем более ненависть – свидетельство очень серьезного душевного расстройства. "А если мать – настоящий изверг? Если она вообще не мать, а кукушка? Вон сколько в детдоме брошенных детей! Что ж, и такую ребенок должен любить?"

Не должен, но представьте себе: любит. И ждет, и надеется, и переживает, если о ней дурно говорят. А если и отрекается в сердцах или никогда не упоминает о ней, делая вид, что мать ему не нужна, то для него это все равно глубокая, незаживающая рана.

Чувство патриотизма, как и то, о чем мы говорили в предыдущих главах, было всегда в России, как впрочем, и во всем мире, культурной нормой. Не говоря уже о том, что это норма не только культурная. а даже биологическая.

Любовь к своему дому, к своей земле, к своей стране и народу – нормальное, здоровое чувство. В него включено очень многое: от возвышенных переживаний сопричастности до самых земных привычек, в том числе и гастрономических. Недаром, вернувшись из зарубежной поездки, человек часто признается: "До чего ж я стосковался по тарелке горячих щей с черным хлебом!"

Любовь к Родине, как и всякая настоящая любовь, окрашена отнюдь не в одни розовые тона. В России как нигде, принято ругать свою страну, выяснять с ней отношения, предъявлять претензии, обижаться вплоть до полного разрыва – короче говоря, общаться как с живым, близким человеком. И не просто с близким, а с самым близким – с матерью.

Между прочим, маленький ребенок может пожаловаться на мать другим взрослым, а подросток– сверстникам. Но попробуй кто-нибудь сказать про нее дурное слово - глаза выцарапает!

На наших занятиях мы предлагаем детям самые разные этюды. Какие-то из них – в самом начале, когда мы еще присматриваемся к ребенку, хотим кое-что уточнить, – воспроизводят определенные жизненные ситуации. Практически все дети показывают, как их кто-то обижает. Но поскольку они показывают это в куклах, то между "актером" и персонажем существует дистанция, и она-то как раз служит буфером, предохраняющим ребенка от психической травмы. И только один сюжет (который, мы, кстати, никогда не предлагаем ребенку, но порой он разыгрывает его спонтанно, по собственному желанию) вызывает такой полное и моментальное отождествление, что никакой буфер уже не помогает. Это когда ребенок показывает, как кто-то чужой сказал ему обидные слова про его мать. Кукла-пострадавший начинает так дубасить куклу-обидчика, что у последней того и гляди отвалится тряпичная голова. "Избиение" может длиться пять, десять минут – пока не остановишь. А остальные дети следят за этим побоищем, затаив дыхание.

Так же болезненно воспринимается стороннее ("чужое") охаивание родного дома (даже если он действительно неуютный и грязный). Почему же надо думать, что охаивание понятия, пусть более широкого, но включенного в категорию "мое", пройдет для психики бесследно? Да еще если это охаивание не фрагментарное, не единичное, а регулярное? И ничем не уравновешенное.

Можно, конечно, смеяться над прежней кондовой пропагандой, но она возвышалась как огромный утес. А волны критики и брызги недовольства лишь слегка увлажняли его, но поколебать не могли. И это раздражало, но одновременно давало подспудную психическую опору...

Теперь утес рухнул. А его развалины затоплены прямо-таки океаном претензий, обвинений и проклятий. То есть равновесие грубо нарушено. Все мы видим, что для множества взрослых людей это серьезная психическая травма. Этакое идеологическое землетрясение.

А как же в такой ситуации должен чувствовать себя ребенок, буквально с рождения усваивающий, что его дом, его родина – хуже всех? А он сам – жалкий, ни на что не годный "совок". "Да ладно вам нагнетать и подбрасывать! – поморщится кто-нибудь. – Вы посмотрите вокруг! Веселые нарядные дети, едят бананы, жуют жвачку, а главное, они свободны!"

Вопрос о духовной свободе мы сейчас рассматривать не будем. Какие факторы на нее влияют – это особая и очень сложная тема. Но одно можно сказать с уверенностью: даже самое свободное воспитание не в силах освободить детей от родовой памяти.

Возникает чувство раздвоенности, как бы двойного страдания. "Раз мою страну ругают, значит, она плохая. И мне здесь будет плохо. Поэтому ее надо покинуть. Но она же своя, а остальные чужие. Чужие – значит страшные. Значит враги…"

Такие одновременные, но противоположно направленные чувства психологи называют амбивалентностью. Амбивалентность как постоянный фактор разрушительно влияет на психику.

Растет племя изгоев. По данным того же социологического опроса, проведенного Уральским отделением РАН, 48 процентов дошколят хоть сегодня готовы уехать из России навсегда. (Данные 1992-1993 гг. Сегодня, по крайней мере, в Москве ситуация улучшилась. Дошколята настроены не так космополитично).

Подчеркнем, что для детей такого возраста тяга к перемене мест и дальним странствиям не характерна, она появляется позже. "Ну и прекрасно! Они же сво-бод-ны!" – напомнит гипотетический оппонент.

Да, разумеется. Лишь бы были счастливы, но... "Не люблю негров... Они черные, губы слишком толстые, а зубы белые". (Из высказываний тех же дошколят.) Немцы "могут убить", татары – "злые". В качестве врагов в начале 90-х называли французов, китайцев, Саддама Хусейна (спустя десять лет, после второй агрессии США против Ирака, мнение о Саддаме у детсадовцев, думаем, переменилось). Даже к американцам в отношение было сдержанным (уж во всяком случае, куда более сдержанным, чем у взрослых!): "Это хороший народ... не очень злой".

Так куда же они поедут и где будут счастливы?

Только не надо думать, что это неприятие "чужаков" – "проклятое наследие тоталитаризма". Малыши часто пугаются чужих. Этот страх как раз и подсказывает им родовая память, еще не усыпленная, не облагороженная воспитанием. Точно так же архаические народы страшились пришельцев и часто только людей своего племени называли словом "человек". Все остальные были не люди, а значит, таили в себе угрозу. Ну, тут наш незримый оппонент буквально взорвется: "Шовинизм культивируете?! Хороша педагогика! Весь мир стремится к интеграции... Европа без границ... Вступление России в мировое сообщество, а вы..."

А мы утверждаем, что вливаться в мировое сообщество нужно полноценными людьми. Как, по-вашему, будет чувствовать себя человек, страдающий комплексом неполноценности, если окажется в большой компании незнакомых людей? Принесет ли это радость ему? Доставит ли он удовольствие компании?

Что-что, а эту ситуацию мы имеем возможность наблюдать каждый раз, когда застенчивые дети впервые приходят на наши занятия. Одни сидят не поднимая головы и чуть не плачут, у других, наоборот, проявляется какая-то невиданная агрессивность, третьи на любой вопрос, на любую просьбу отвечают только отказом, четвертые кривляются, пятые...

Поверьте, нам очень легко продолжить этот ряд. Но мы лучше прервем перечисление и подчеркнем другое. Если с первого момента не выстроить правильно отношения в группе (а мы уже писали, что в основе нашей методики лежит психоэлевация, возвышение личности ребенка), то дети с комплексом неполноценности не получат ничего, кроме дополнительной травмы.

Вот она, модель интеграции людей с ущемленным национальным достоинством. Такая интеграция, на наш взгляд, хуже любой изоляции. Главное, что дело все равно кончится обособлением. И ладно бы только обособлением! А может закончиться гораздо трагичнее – кровавыми конфликтами и войнами.

Увы, предпосылки к этому уже налицо. Что означает биение себя в грудь и бесконечные восклицания типа "мы хуже всех", "мы самые отсталые, самые несчастные"? Это искаженная, вывернутая наизнанку мания величия! Пусть глупые, бездарные, несчастные. Зато самые! Вот оно, ключевое слово!

"В конце концов, какая разница? – передернет плечами неутомимый оппонент. – Налицо или наизнанку... важно, что это мания, психическое отклонение. А когда все кричали: "Великая страна"? Это что, не мания была? Тоже мне, Верхняя Вольта с ракетами! Тут всегда было помешательство на величии..."

Конечно, какая-то правда в этом есть. Скажем точнее: она относится к слову "кричали". Шумный патриотизм напоминает тщеславную женщину, которая уж если кого полюбит, то с пеной у рта всем доказывает, по ее возлюбленный – настоящий гений, красавец, благороднейший человек и т.п.. И опять-таки, в самой идеализации объекта любви нет ничего ненормального. Ведь не по-хорошему мил, а по-милу хорош. Ненормально другое: публично, назойливо и даже агрессивно (дескать, попробуй не признай!) заявлять об этом (чем, кстати, и была противна советская пропаганда).

А вообще-то утверждать, что Россия – самая обыкновенная страна и что, мол, пора с этим смириться, значит утверждать ложь. В чем обычно выражается мания величия? Например, в том, что карлик мнит себя великаном. Или бездарь – гением всех времен и народов. Но Россия-то на самом деле великая, огромная страна с бескрайними просторами, с бездонными ресурсами, с подлинными, а не вымышленными гигантами в самых разных областях науки и искусства.

Советский период тоже дал нашей стране, да и всему миру великую культуру.

Вспомните, пожалуйста, как обычно ведут себя сильные и рослые мужчины? Со спокойным добродушием. С чувством собственного достоинства. Зная свою силу, они не лезут в драку. Чего им себя показывать? Их и так видно.

Мы очень советуем вам, родители, воспитывать в ваших детях именно такое – нормальное, спокойное чувство патриотизма. Ибо к мании величия ведет как раз чувство собственного ничтожества. Между прочим, мы очень легко справились с недугами того мальчика, мама которого не знала, как он будет жить дальше. В отличие от мамы, мы обрадовались, услышав о его патриотических чувствах. Ухватились за это как за сохранное и подчеркнули его патриотизм как достоинство. Мы никогда не забывали спросить Диму о последних политических событиях, а выслушав, неизменно заключали: "Вырастешь – будем за тебя голосовать. Только на тебя вся надежда! Если ты станешь президентом – за судьбу России можно не волноваться".

Конечно, мы говорили это с юмором и "будущий президент" в ответ тоже смеялся. Но у него распрямились плечи и уже не лихорадочно, а гордо блестели глаза.

К сожалению, нам и в этой главе придется повторить: если государство не опомнится и не перестроит стратегию воспитания (в том числе и патриотического), забота о психическом здоровье ребенка целиком ляжет на семью. Собственно говоря, она уже легла. Разумеется, можно и нужно добиваться перемен в политике государства, "однако за время пути...". В общем, дети растут быстрее, чем умнеют политики.

Поэтому, не дожидаясь одобрения министерств и ведомств, переходим к рекомендациям.

Изымите из обращения формулировки типа "хуже нас нет". Славословить все подряд, конечно, тоже не следует. Главное, чтобы в разговорах с ребенком о загранице не звучал завистливо-восхищенный лейтмотив "живут же люди". Как (может, не очень складно) сказал один наш знакомый эстонский режиссер: "Живут не где лучше, а где дома". И это на самом деле так.

Давайте ребенку понять, что значит "дома". Обращайте его внимание на всякие подробности, которые милы вашему сердцу. Тут и природа, и обычаи, и стихи, и песни.

Объясняйте детям, что ругать свою страну в присутствии иностранцев – это прежде всего ронять себя. Человек думает, что он пожалуется, расскажет, какая у него страна ужасная, – и его пожалеют. Для видимости, может, и пожалеют. А в душе будут презирать. Мы ни разу не встречали иностранца (хотя общались с людьми из очень многих стран), который бы ругал свою родину. Он мог критиковать правительство, какие-то тенденции в обществе, говорить о разных проблемах. Но даже граждане той страны, где царил настоящий террор (например, гватемалец, у которого был зверски замучен отец, и сын видел его изуродованный труп), – даже они говорили о своей земле, о своем народе с любовью и надеждой.

Вот и нам нужно научиться отделять землю, где мы родились, выросли и родили детей, от ее правителей. Это связано, но не тождественно. Правители приходят и уходят, а Россия остается. Она оставалась любимой даже для эмигрантов "первой волны", у которых новая власть в прямом смысле слова отняла все, разрушила их мир. Большевистский режим они ненавидели и проклинали, но их неутолимая ностальгия стала легендарной.

Особое внимание хочется обратить на фильмы времен "холодной войны", которые теперь стали показывать по телевизору, а также на переводные книги. В них довольно часто супермены-американцы (например, Джеймс Бонд) борются с тупыми и жестокими русскими (для американцев все, кто жил в Советском Союзе, были русскими). Не надо запрещать детям смотреть или читать подобные "произведения искусства". Это опять же тот случай, когда плод не должен быть запретным, иначе он будет сладким. Однако полезно выразить свое юмористическое отношение к этим топорным пародиям. И сказать ребенку, что американские дети не будут восхищаться фильмом агиткой, где умный русский разведчик (а таких фильмов у нас тоже было предостаточно) расправляется с тупыми, свиноподобными американцами.

И напоследок буквально пара фраз о слове "совок". Пожалуйста, не произносите его – лучше совсем, но при детях особенно. Мало того, что это унизительное слово, – у ребенка оно наверняка еще и вызывает ассоциацию с пластмассовым совочком, с игрушкой, которая всегда в чьих-то руках, причем игрушкой чисто функциональной и настолько невзрачной, что ее часто забывают в песочнице...

В психологии это называется "конкретно-образное мышление".

(глава из книги И. Медведевой и Т. Шишовой «Книга для трудных родителей», издат-во «Христианская жизнь», Клин, 2006.)